vandemier | Язык и единство

Заявления об объединяющей роли языка вообще и языка титульного в частности повергают меня в недоумение.

Возьмем Ольстер. Язык там один – английский (ирландским владеет небольшой процент населения). А противоречия между католиками и протестантами (юнионистами и националистами) есть, и они очень серьезны – вплоть до волнений с начала 60х. Продолжилось дело созданием военизированных организаций с обеих сторон.

Последние события в Египте – мусульмане и христиане-копты говорят на одном языке. Как там с единством?

Представим, что 9 мая 20… года у памятника Освободителям собираются, как обычно десятки тысяч людей. Мэр Ушаков произносит речь на чистом латышском. Люди держат плакаты на латышском «Слава Освободителям Риги» и т.д. На чистейшем латышском собравшиеся произносят пламенные речи, в которых клянут латышских легионеров и коллаборантов. Ну что, полегчает Аболтине от того факта, что все изъясняются на латышском?

Различия между общинами бывают разные. Где-то они религиозные, где-то расовые, где-то, как в Латвии - этнолигнвистические.

Представим себе, что Аболтиня говорит – главенствующая религия у нас лютеранство, значит, все православные, католики и атеисты должны объединиться на ее базе. Религиозных конфликтов в Латвии не было очень давно. Если проблему вытеснят из языковой сферы, кто знает, где она всплывет, почему бы и не в религиозной?

Вопрос о языке в Латвии – это всего лишь ширма. За ним скрывается по сути вопрос о допустимости свободы совести как таковой. Что там говорила Элерте? «У народа должна быть общая социальная память». А вот была у гражданки СССР Элерте общая социальная память с советским народом, или нет? Была ли у нее «идентичность советского человека наряду с идентичностью латышки»? Если да, то она лицемерка, и можно задать вопрос – чего стоит такая «общая идентичность» и «общая память»? Если нет, то какого черта она требует от нас? Почему в «тоталитарном СССР» титульные могли сохранять свою идентичность, а жителям Латвии в этом отказывается?