Для истории
Sep. 1st, 2016 09:34 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
vandemierЕще две публикации на газете.ру из серии «Русские, оказавшиеся за границей после распада СССР». Просто привожу текст и ссылки на материалы «Продавщица назвала меня, восьмилетнего, «русской свиньей» и «А что вы будете делать, когда нападут русские?» под катом, без комментариев.
«Продавщица назвала меня, восьмилетнего, «русской свиньей»
Латвия
Денис Коротков, 38 лет
Мой родной город — Даугавпилс. В 1991 году к августу мне как раз исполнилось 13 лет. Помню, как отец приехал на дачу, где я проводил большую часть лета (там не было телевизора), и сообщил о путче и танках в Москве. Было ощущение, что происходят роковые события. В сентябре я пришел в восьмой класс своей средней школы, где, как во всех сферах жизни, все стало стремительно меняться.
Не возьмусь перечислять список всего того, что именно поменялось, но отчетливо помню, что для моей семьи изменения были очень сильными.
Так случилось, что я происходил из среды, как по тем временам считалось, «классических оккупантов».
«А что вы будете делать, когда нападут русские?»
«Газета.Ru» продолжает серию публикаций о том, как сложилась судьба русских людей, которые после распада Советского Союза оказались в бывших... →
Мой дед из тех военных, кто после пенсии остался здесь жить и пригласил к себе сына с семьей. Мне тогда было около двух лет. Семья была вполне советская. Присутствовало доверие к тому, что я бы сейчас назвал «советской этикой» в лучшем смысле, — честности, труду, справедливости, бережливости. Дедушка, который в звании полковника управлял крупнейшей артиллерийской базой в Прибалтийском округе, собирал все чеки, когда строил небольшую дачу. Не могу представить, чтобы он хотя бы минимально воспользовался служебным положением. К позднесоветской власти он, как и отец, относился весьма критически, но то, что случилось позже…
Для деда это был просто крах. Торжество антимира.
Подростком и юношей я много спорил с ним по этому поводу, утверждая, что СССР развалился, потому что стоял на гнилых основаниях.
Из социальных изменений самым тяжелым было то, что из граждан Советского Союза мы с семьей были переведены в странный статус тех, кому гражданство новой Латвии не полагалось. Были опасения, что против нас начнутся жесткие репрессии. К счастью, этого не случилось. Тем не менее с тех пор имеет место политическое отчуждение по отношению к стране, в которой я прожил всю жизнь. Большинством в моем кругу общения власти современной Латвии не воспринимаются как свои. Даже те, кого не обделили правом голоса, так считают. Этому есть объяснение. Власть относилась к реальным живым людям, сотням тысяч, как к досадному историческому балласту. Это при том, что почти все эти люди прожили и трудились в Латвии всю свою жизнь. До сих пор считаю, что для молодой республики это было роковой ошибкой, которую, кажется, уже поздно исправлять.
Думаю, сегодняшняя страшная депопуляция и промышленный крах — во многом это плата за тот «первородный грех» латвийской государственности.
Сам я отношусь к числу тех, кто «из принципа» не проходит процедуру натурализации. К счастью, в Латвии такая позиция ненаказуема и даже позволяет иметь некоторые преимущества по сравнению с гражданами.
Латышский язык
По поводу языка… Даугавпилс — это практически русский, точнее русскоязычный город. До сегодняшнего дня латышская речь слышна здесь гораздо реже русской. В 1980-е и 1990-е, когда я учился в школе, многие были уверены, что латышский язык им мало понадобится в жизни. Так для большинства и случилось: полгорода, молодежь в основном, уехали из страны. В той школе, где учился я, ситуация с преподаванием латышского была, мягко говоря, плохой. Лишь к концу средней школы что-то стало меняться. Сейчас я относительно неплохо говорю и свободно читаю на латышском, но это уже благодаря университету, а не школе. Я отношусь к разряду людей, которым сложно именно «учить» язык, но которым гораздо легче начать говорить и мыслить на нем, попав в соответствующую языковую среду. Мне в этом смысле в определенный момент просто повезло. Надо сказать, что латыши не склонны говорить с тобой по-латышски, когда видят, что ты испытываешь некоторые трудности, и часто переходят на русский.
Не знаю, как это объяснить, но даже в латышских детских садах и школах, где появляется русский ребенок, все окружение начинает переходить на русский язык.
На сегодняшний день даже в таком городе, как Даугавпилс, без знания языка прожить весьма сложно. Практически все профессии предполагают владение латышским языком в той или иной мере. Проблема нашего города в другом: даже если ты прошел курсы и приложил максимум усилий для его изучения, то остается проблема языковой среды, которая практически отсутствует. Многие горожане знают язык в очень узком спектре: например, как заполнить нужные бумаги.
«Отказ от советского паспорта стал моей роковой ошибкой»
«Газета.Ru» продолжает рассказывать о русских в национальных республиках бывшего Советского Союза. Мы поговорили с жителями Узбекистана и Казахстана о... →
Должен сказать, что никаких ограничений в плане возможности учиться я лично не заметил. Успел поучиться в двух университетах — в Рижском техническом и Даугавпилсском. Последний окончил даже с отличием. Дипломную работу защищал по русской религиозной философии. Могу только поблагодарить родную историческую кафедру ДУ, которая, несмотря на тяжелые времена, и сегодня выгодно отличается на общем фоне. Позже полученные знания очень мне помогли в моей заочной учебе в Москве, где я изучал теологию в одном из православных вузов.
Что касается работы, тут в моем случае все сложнее. Сделав однажды выбор не покидать родной Даугавпилс, я осознавал, что в плане выбора работы буду весьма ограничен. Приходится работать не по специальности и на нескольких работах в сфере туризма, охранной деятельности, мелкого ремесленничества. Впрочем, то, что самореализация происходит вне полученной в вузе специальности, по-моему, это почти повсеместный тренд. В случае нашего, депрессивного с точки зрения экономики региона, этот тренд усугубляется отмиранием целых социально-экономических сфер.
Национально-политический аспект тут можно усмотреть лишь в том, что Рига, несмотря на уверения, позволяет провинциям (особенно русскоязычным, как полагают некоторые) погибать в ускоренном режиме.
Национальный вопрос
Еще хочу сказать несколько слов по поводу национального вопроса. В детстве (в советское время) проблемы национальности будто вовсе не существовало. Впервые столкнулся с этим, когда поехал во втором классе на шашечный турнир в Сигулду. В общежитии, где мы остановились, ребята разделились на две группы. Они настороженно присматривались друг к другу. Там я впервые услышал от русских ребят слова «гансы» — так, как я понял, оскорбительно назвали латышей. Признаться, со стороны латышей агрессии тогда заметил меньше. Помню тренера (латыша по национальности), который как мог пытался вдолбить мальчишкам, что так себя вести неправильно. Там же я впервые столкнулся с такой неприятной вещью, как латышский национализм.
В одном из магазинов Сигулды продавщица назвала меня, восьмилетнего, «русской свиньей», как я понял, за то, что я пытался говорить с ней по-русски.
Кажется, она тогда довела меня до слез. В Даугавпилсе такое было невозможно по определению. Здесь скорее латыши могли стать жертвой националистической агрессии со стороны русскоговорящих.
Реально то, что я русский, живущий в стране латышей, стало понятно именно после распада СССР. Внезапно оказалось, что среди ребят нашего двора, да и в школе, есть евреи, поляки, белорусы. К моему удивлению, многие оказались латышами и, соответственно, поменяли фамилию.
Национализм в какой-то момент просто заменил собой советскую идеологию с его интернационализмом. К сожалению, политика Латвии очень скоро показала себя вполне националистической. Это вполне объяснимо и с точки зрения некоторой логики национального развития, поскольку нужно пройти некоторые стадии, и с точки зрения исторического отката, в ходе которого нужно изжить опыт внешнего — со стороны СССР, как многим латышам закономерно представляется, — насилия и самоутвердиться.
Тем не менее национализм как своеобразно понятая форма самоутверждения своих национальных интересов за счет интересов людей иных национальностей — это непродуктивно.
К сожалению, именно это происходит все эти годы.
При этом на качестве межличностных отношений, на мой взгляд, все эти националистические идеологемы сильно не повлияли. Было обидно оказаться оккупантом, но винить в этом латышей, даже тех, кто голосует за соответствующие партии, мне не приходило в голову. Лишь с немногими из них, чтобы не потерять отношения, я просто перестал говорить на острые темы. Зачем? Понятно, что они живут в своем информационном поле и через них говорит «их телевизор», с которым спорить не представляется нужным. В остальном они, как правило, добрые и деликатные люди.
В 1990-е, как помнится, националистическая риторика новых властей усугублялась экономическими проблемами и дискриминацией по национальному признаку.
Отец потерял работу в милиции, где дослужился до майора, из-за того что не мог стать гражданином новой страны.
«Мама просидела пару часов под дулом автомата»
После провала августовского путча четверть века назад русские, оставшиеся жить в национальных республиках, нашли себя в новой реальности. 32-летняя... →
Еще есть такое явление, как «облатышивание» русских. Такое не редкость в тех районах Латвии, где латыши живут в абсолютном большинстве. С некоторыми людьми оттуда приходилось общаться, и в ходе разговора я с удивлением узнавал от собеседника, что он сам русский. Меня дочка, которой семь лет, недавно порадовала, когда заявила: «Папа, знаешь какой у меня любимый язык? Латышский!» Я порадовался, что в садике смогли так сделать, что ребенку нравится учить латышский язык. В наше школьное время ученик запросто мог заявить: «Зачем мне ваш собачий язык?» Учить его не хотели, несмотря на требования и угрозы, что без него никуда. Хочется, чтобы у дочки было иное отношение, чтобы она им в совершенстве овладела и полюбила латышскую культуру, даже если в будущем не останется жить в Латвии. Но станет ли она через это латышкой? Этнически — определенно нет, а вот в культурно-политическом смысле — думаю, да.
Латвийской элите нужно заботиться о том, чтобы создавать государственную латвийскую нацию — в общеизвестном со времен Французской революции смысле. А не националистический проект «Латвия — для латышей».
Стать латышом и уехать
При этом межнациональные браки — абсолютно не редкость. Про Даугавпилс тут сложно говорить. Полагаю, что здесь столько намешано кровей, что исключением станет скорее «однонациональный» брак. Редко у кого из живущих в этом регионе нет в роду латгальца (этническая группа в составе латышей. — «Газета.Ru»), поляка или русского с белорусом. Лично знаю несколько русских ребят, которые брали в жены девушек из латышских семей, где дома совсем не говорили по-русски.
Есть и курьезные случаи. Так, сын моего знакомого взял себе невесту из такой семьи. Она совсем не говорила по-русски, потому что отец воспитывал своих дочерей в надежде, что «русского духа» в его доме не будет. В итоге две из его дочерей уехали за границу и вышли замуж то ли за араба, то ли за индуса. Только одна нашла себе русского, который сейчас стал любимым зятем.
Но вот что я могу сказать определенно, так это то, что у русских детей в Латвии почти нет возможности получать образование на родном для них языке.
И в этом кроется большая проблема, связанная с качеством получаемого школьного образования в целом.
Серьезным изменением для русских обернулось вхождение Латвии в ЕС. Затрудняюсь что-либо сказать, кроме самого очевидного: появилась возможность уехать в Европу, чем очень многие и воспользовались. Главной причиной отъезда русских была национальная политика государства, которое, по их мнению, с ними никак не считается.
Один из курьезов состоит в том, что многие люди стали активно натурализироваться и получать латвийское гражданство с единственной целью: раз и навсегда уехать из Латвии.
Со времен советской Латвии русскоязычное население — это преимущественно население крупных городов, в которых оно было занято в промышленности. После ее фактической ликвидации очень многим пришлось туго. Сейчас русские заняты относительно равномерно во всех сферах экономики. Где их явное меньшинство — так это в государственном и чиновничьем аппарате, который, однако, за последние десятилетия вырос в несколько раз. Не думаю, что тут имеет место явная дискриминация. Просто вопрос языка и личных связей.
«А что вы будете делать, когда нападут русские?»
Литва
Сергей Благонадежный, 37 лет
Я родился и вырос в столице республики Вильнюсе. В детстве это был абсолютно русскоязычный город, и я не чувствовал никаких проблем, связанных с межнациональными отношениями. Более того, жизнь в республике выгодно отличалась от той, что была в большинстве других регионов Советского Союза. Здесь гораздо легче было достать товары, которые для всей остальной страны были диковинкой, например джинсы или японский магнитофон. И хотя уже в конце 1980-х начинались определенные события (тот же Балтийский путь, когда жители Эстонии Латвии и Литвы выстроились в живую цепь длиной в сотни километров, требуя независимости), тогда ребенком я всего этого не понимал. У меня не было никаких забот, наша семья была состоятельной по советским меркам. В семье была машина, дача, мы ездили каждый год летом отдыхать в Палангу на море. И я даже и подумать не мог, что что-то в этом плане в принципе может поменяться.
События, перевернувшие все, наступили в Литве чуть раньше путча 1991 года в Москве.
В марте 1990 года правительство республики провозгласило независимость от Москвы. Горбачев ее не признал. Началось двоевластие. Мои родители не понимали, что им делать и что вообще происходит. Поднялись резко цены на все, так как Москва пыталась ввести против Вильнюса что-то вроде санкций. Кончилось все вводом советских войск в январе 1991 года. Насколько помню, как только мои родители и их русские друзья об этом узнали, вздохнули с облегчением: сейчас военные наведут быстро порядок, и все это закончится. Но произошло все по-другому. Произошел то ли штурм, то ли еще что-то (сейчас историки спорят, что там было на самом деле) Вильнюсского телецентра, погибли 13 человек, в том числе боец спецназа КГБ СССР. После этого войска почему-то выводят, и начинается праздник литовского национализма. Все литовцы сразу заговорили по-своему, а на нас, русских, стали косо смотреть. Впрочем, Вильнюс всегда был культурным городом, и дальше кривых физиономий и обзывательств дело не шло. Но
обидно, когда твоего отца, который всю жизнь отдал для того, чтобы построить в Литве промышленность и ее инфраструктуру, называют в глаза оккупантом, а он не может ничего ответить, так как обзывающих восемь, а он один. И ты, 12-летний мальчик смотришь, как его унижают.
Вообще, в Литве жили три основных этноса: литовцы, поляки и русские. Надо отдать должное литовскому правительству, после распада СССР оно дало гражданство всем, вне зависимости от национальности. У нас нет такого дикого понятия, как «паспорт негражданина», как в Латвии и Эстонии. Тем не менее на нормальную работу без знания литовского языка быстро стало невозможно устроиться. Мои родители его, понятное дело, не знали. Но самое страшное было не это. В 1993 году дела на заводе отца стали идти плохо, и его по частям стали продавать непонятно кому. Отец сильно из-за этого переживал. Вечером как-то он возвращался с работы на машине, встал на светофоре и внезапно умер. Врачи сказали, что оторвался тромб. Зарплаты моей матери (она работала в детском саду) вряд ли хватило бы даже для того, чтобы прокормить ее саму. В итоге она стала челноком — возила польскую обувь и одежду. Что-то продавала в Литве, а что-то привозила в Петербург, где продавала на местных рынках. Само собой, этот полулегальный бизнес стали «крышевать» бандиты по разные стороны границ. Самое смешное, что одно время этой «крышей» пыталась стать чеченская группировка. Это закончилось разборками со стрельбой в Варшаве, мама стала этому свидетелем, потом чеченцы куда-то делись. Но насколько я помню, мама всегда возвращалась после этих поездок сама не своя от страха и нервов.
Я же пошел в школу, как и все дети.
Политика местных властей была довольно хитрой: они не запрещали формально русские и польские школы. Но при этом делали так, что школы для русских располагались в максимально неудобных районах, поэтому везти туда маленьких детей было часто невозможным делом.
«Отказ от советского паспорта стал моей роковой ошибкой»
«Газета.Ru» продолжает рассказывать о русских в национальных республиках бывшего Советского Союза. Мы поговорили с жителями Узбекистана и Казахстана о... →
Польша же после этого стала поддерживать своих соотечественников на государственном уровне. Варшава и сейчас дает деньги на содержание детских садов и школ для поляков, а также польских культурных центров. Поэтому поляки тут живут сплоченной общиной, даже имеют свои политические партии в литовском парламенте.
Россия же своих бывших сограждан бросила. В итоге многие отдавали детей в литовские школы, где им с младых ногтей вдалбливали про то, что все русские — это оккупанты, что это бескультурные и грубые люди, в общем, всякую чушь.
Но на выходе ребенок ненавидел Россию и русский язык. Разумеется, что все русскоязычные названия тут же переменили на литовские (проспект Ленина быстро стал проспектом Гедемина), весь документооборот был переведен на литовский язык и так далее. Бывали случаи, когда дети, окончив литовские школы, даже со своими русскими родителями принципиально не говорили по-русски. Ну а мне повезло: меня отдали в русскую школу. При этом литовский язык там преподавала литовка Дайва Гренювене, которая принципиально не разговаривала с нами по-русски. Позже я узнал, что она ненавидит русских, но преподавателем она была от бога. Я потом понял, что это было мое второе везение: я освоил в совершенстве и русский, и литовский языки. Многие русские дети так толком и не выучили местный язык, в том числе и потому, что ходили в русскую школу, где хорошего учителя литовского не нашлось.
После спада первой волны национализма стало попроще. В принципе литовцы в большинстве своем очень воспитанные и спокойные люди, и, если бы правительство и СМИ их не накручивали, у нас не было бы конфликтов в принципе. Например, многие мои знакомые литовцы с удовольствием ходят на концерты Бориса Гребенщикова в Вильнюсе (а он часто приезжает в наш город). При этом он часто путает Латвию с Литвой в своих монологах со сцены, но местные так его любят, что прощают ему подобные шалости. Просто у властей страны очень быстро появилась такая мода: все внутренние проблемы вроде безработицы или подорожания продуктов сваливать на Россию. При этом литовское руководство «успешно» профукивало все лучшее, что осталось от СССР. Яркий пример здесь — судьба АЭС под Висагинасом на северо-востоке страны. Она обеспечивала электроэнергией всю страну. Но ее потребовали закрыть как условие вхождения Литвы в Евросоюз, дескать она опасна для экологии. В итоге ток стали покупать втридорога частично у Болгарии, частично у России.
Но при этом, если почитать местные СМИ, виноваты все равно русские и советская оккупация.
Самое неприятное, когда сталкиваешься с этим на бытовом уровне. Как-то раз мы с друзьями поехали на выходные в Каунас (второй по величине город в стране). Там меня здорово отметелили местные литовцы, когда узнали, что я русский. Позже я узнал, что в Каунасе в принципе не любят вильнюсцев (это как противостояние двух столиц в разных странах), а тут еще и русский — ну просто грех, с точки зрения местных гопников, не докопаться. Однако вскоре я понял: драться литовцы не очень-то любят. Если не испугаться и как следует дать хотя бы одному, кто на тебя напал, то, даже если их несколько, остальные к тебе не полезут. Я всегда дружил со спортом, и дать зарвавшемуся хаму по лицу для меня было не проблемой.
Ну а через некоторое время я окончил школу. Мама стала болеть, и пришлось поступать на заочное отделение Вильнюсского педагогического университета. Днем я работал. В те годы в столице страны был строительный бум (продлился до мирового кризиса в 2008 году), и я подрабатывал на стройке. Деньги были не очень-то большие, но на жизнь хватало. При этом в юношеские годы я понял главное отличие русских и поляков от литовцев. Славяне любят жизнь: для нас нормальным было посидеть на Барбакане с пивом (высокий холм в центре Вильнюса) и петь песни под гитару всю ночь.
Мы воспринимаем жизнь во многом через эмоции. В литовской же культуре их не принято проявлять открыто.
При этом литовцы гораздо дисциплинированнее: если сказано прийти на работу в 9.00, то придут в девять. А не в полдесятого. И на работе литовцы работают, а не бегают перекуривать каждый час. Но общаться мне было проще с русскими или поляками: они ближе мне были по характеру.
Вскоре страна вступила в ЕС, и стало можно ездить на Запад работать. Появились люди, бизнес которых состоял в перевозке людей в Великобританию или Германию на заработки. Моя мама совсем расклеилась к тому моменту. Ходить стала с трудом. Денег в Литве для ее лечения стало заработать весьма трудно, семья залезла в долги. Я поехал в Абердин (Шотландия), где работал на заводе по производству рыбных продуктов. Мы с несколькими литовцами работали по 10–12 часов, труд был очень тяжелый (отступая в сторону, хочу сказать, что они были классными ребятами, мы очень сдружились тогда, но, к сожалению, живем теперь в разных странах). Но по меркам Литвы нам платили очень прилично. Я легко отдал долги и, вообще, отработав восемь месяцев, я приезжал на короткое время в родной Вильнюс, где чувствовал себя королем, мог позволить себе любой ресторан или кафе, угощал друзей, которые, не зная толком литовского, не могли найти нормальной работы даже дома. Само собой, у меня не было проблем с женщинами.
У меня были две подруги в Вильнюсе, а иногда я позволял себе ездить отдохнуть в Клайпеду, где цены еще ниже на все развлечения. Это портовый город, где немало одиноких женщин, мужья которых ушли в рейс.
Само собой разумеется, я оплачивал лечение матери, денег на это хватало с избытком. Все это продолжалось до 2015 года, когда Литва поменяла свои дешевые литы на евро и разница в ценах в Великобритании и здесь перестала быть столь существенной. Но еще раньше, к 2013 году, у меня начались проблемы с суставами. Работать в Абердине приходилось в помещении, где температура доходила до минус 20 градусов: таковы условия хранения рыбы. Из-за перепада температур я и подорвал здоровье, от последствий этого я до сих пор не отошел.
«Мама просидела пару часов под дулом автомата»
После провала августовского путча четверть века назад русские, оставшиеся жить в национальных республиках, нашли себя в новой реальности. 32-летняя... →
Сейчас я вернулся в Литву, устроился работать менеджером в спортивный зал (я по образованию учитель физкультуры). Помимо этого, я с моими приятелями-поляками создали что-то вроде небольшого бизнеса. Мы организуем приезд туристических групп в город. В Вильнюс приезжают много поляков, они считают, что это исторически их город. Приезжают сюда и англичане с немцами. В общем, на туристах вполне можно зарабатывать, за несколько лет мы вполне наработали себе репутацию.
Отдельно несколько слов нужно сказать о десоветизации и присоединении Крыма. Все памятники советской эпохе были вскоре после 1991 года демонтированы. Но их не выбросили на помойку, а свезли в парк Гутас, где его владелец берет немалые деньги за экскурсии по нему.
Официальная точка зрения властей в том, что с 1941 по 1990 год Литва была оккупирована СССР. Если человек подвергает сомнению это утверждение, то для него это может кончиться тюрьмой.
При этом власти разрешали нам всегда отмечать День Победы. 9 мая все, кто хотел, надевали георгиевские ленточки и шли возлагать цветы на Антокольское кладбище, к памятнику советским воинам, которые погибли при освобождении Вильнюса от фашистов. Один раз нам даже разрешили пройти маршем по проспекту Гедемина. При этом толпа литовцев нам орала вслед: «Геда, геда!» («Позор» — лит.). Мы за все это время привыкли к такому отношению и не обращали внимания. Но все изменилось в тот год, когда РФ присоединила Крым. 9 мая 2013 года на Антоколовку пришло огромное количество людей, причем было неожиданно много пожилых литовцев! Люди поняли вхождение полуострова в Россию как сигнал «можно быть русским, можно даже быть советским, это больше не стыдно» (а здесь, в Литве, это в глазах многих одно и то же). Все местные националисты притихли, никто не вышел нам мешать. При этом в СМИ усилилась в разы антироссийская пропаганда, все стали говорить, что вскоре крымский сценарий будет и здесь. А в армию вернули обязательный призыв. Зачем это России и как она это сделает — никто не задумывался. Это все вызвало характер истерии.
Никогда не забуду, как моя знакомая, учительница в школе, русская, рассказала, как ее спросили литовские дети: «Учительница, а что вы будете делать, когда на нас нападут русские?» Мальчику, который задал этот вопрос, было восемь лет.
Повторюсь, если бы не национализм со стороны властей и СМИ, то проблем было бы меньше в разы. Обычно в общении со своими приятелями-литовцами я сознательно обхожу политику и национальный момент, и тогда у нас сохраняются прекрасные отношения. Более того, как-то с ними я поехал на экскурсию в Киев. Русский язык из всей компании знал только я. Там все время мои знакомые держались меня: я был кем-то вроде переводчика, и они слушали с интересом каждое мое слово про историю этого древнего города.
Я часто задавал себе вопрос: а почему же я не уехал в Россию?
Тем более что год назад умерла моя мать и по большому счету в Литве меня ничего не держит. В Петербурге у меня жила родная бабушка, он нее осталась квартира, и мне есть куда приткнуться на первое время. Тем более что многие мои знакомые, с кем я учился и рос, давно переехали либо на российскую территорию, либо в развитые страны Европы. Я не знаю, как ответить себе на это однозначно. Во-первых, я хорошо знаю историю родного брата. Он женился на русской и переехал в Питер. Я не могу передать словами, с какими трудностями он столкнулся при получении вида на жительство, как он вставал в четыре утра, чтобы занять километровую очередь в ФМС, сколько денег потратил на переводы документов на русский язык и так далее. Я знаю, как мне быть, если у меня возникнут проблемы в Литве или в Великобритании, мы живем в едином правовом поле.
Но меня пугает российская действительность с точки зрения отношения к людям.
Второй момент гораздо более важный. Все-таки Вильнюс — это моя родина. Я не знаю, как я буду жить без возможности погулять по Ужупису (исторический район города) или Пушкиновке, без Барбакана и многих других мест, так дорогих моему сердцу. При этом я однозначно чувствую себя русским, мне проще всего говорить и думать по-русски. Кроме того, общаться мне легче всего тоже с русскими. Наша культура устроена так, что даже с малознакомым человеком ты можешь обсудить практически все: от политики до покупки новой машины. У нас не стыдно сказать собеседнику: «У меня все хреново», и он выступит в роли психотерапевта. В литовской культуре не принято говорить о проблемах, там принято показывать в общении, что у тебя все хорошо (даже если это и не так). Так что я с удовольствием приезжаю в Петербург в гости к брату или друзьям, но переехать туда насовсем вряд ли решусь.
«Продавщица назвала меня, восьмилетнего, «русской свиньей»
Латвия
Денис Коротков, 38 лет
Мой родной город — Даугавпилс. В 1991 году к августу мне как раз исполнилось 13 лет. Помню, как отец приехал на дачу, где я проводил большую часть лета (там не было телевизора), и сообщил о путче и танках в Москве. Было ощущение, что происходят роковые события. В сентябре я пришел в восьмой класс своей средней школы, где, как во всех сферах жизни, все стало стремительно меняться.
Не возьмусь перечислять список всего того, что именно поменялось, но отчетливо помню, что для моей семьи изменения были очень сильными.
Так случилось, что я происходил из среды, как по тем временам считалось, «классических оккупантов».
«А что вы будете делать, когда нападут русские?»
«Газета.Ru» продолжает серию публикаций о том, как сложилась судьба русских людей, которые после распада Советского Союза оказались в бывших... →
Мой дед из тех военных, кто после пенсии остался здесь жить и пригласил к себе сына с семьей. Мне тогда было около двух лет. Семья была вполне советская. Присутствовало доверие к тому, что я бы сейчас назвал «советской этикой» в лучшем смысле, — честности, труду, справедливости, бережливости. Дедушка, который в звании полковника управлял крупнейшей артиллерийской базой в Прибалтийском округе, собирал все чеки, когда строил небольшую дачу. Не могу представить, чтобы он хотя бы минимально воспользовался служебным положением. К позднесоветской власти он, как и отец, относился весьма критически, но то, что случилось позже…
Для деда это был просто крах. Торжество антимира.
Подростком и юношей я много спорил с ним по этому поводу, утверждая, что СССР развалился, потому что стоял на гнилых основаниях.
Из социальных изменений самым тяжелым было то, что из граждан Советского Союза мы с семьей были переведены в странный статус тех, кому гражданство новой Латвии не полагалось. Были опасения, что против нас начнутся жесткие репрессии. К счастью, этого не случилось. Тем не менее с тех пор имеет место политическое отчуждение по отношению к стране, в которой я прожил всю жизнь. Большинством в моем кругу общения власти современной Латвии не воспринимаются как свои. Даже те, кого не обделили правом голоса, так считают. Этому есть объяснение. Власть относилась к реальным живым людям, сотням тысяч, как к досадному историческому балласту. Это при том, что почти все эти люди прожили и трудились в Латвии всю свою жизнь. До сих пор считаю, что для молодой республики это было роковой ошибкой, которую, кажется, уже поздно исправлять.
Думаю, сегодняшняя страшная депопуляция и промышленный крах — во многом это плата за тот «первородный грех» латвийской государственности.
Сам я отношусь к числу тех, кто «из принципа» не проходит процедуру натурализации. К счастью, в Латвии такая позиция ненаказуема и даже позволяет иметь некоторые преимущества по сравнению с гражданами.
Латышский язык
По поводу языка… Даугавпилс — это практически русский, точнее русскоязычный город. До сегодняшнего дня латышская речь слышна здесь гораздо реже русской. В 1980-е и 1990-е, когда я учился в школе, многие были уверены, что латышский язык им мало понадобится в жизни. Так для большинства и случилось: полгорода, молодежь в основном, уехали из страны. В той школе, где учился я, ситуация с преподаванием латышского была, мягко говоря, плохой. Лишь к концу средней школы что-то стало меняться. Сейчас я относительно неплохо говорю и свободно читаю на латышском, но это уже благодаря университету, а не школе. Я отношусь к разряду людей, которым сложно именно «учить» язык, но которым гораздо легче начать говорить и мыслить на нем, попав в соответствующую языковую среду. Мне в этом смысле в определенный момент просто повезло. Надо сказать, что латыши не склонны говорить с тобой по-латышски, когда видят, что ты испытываешь некоторые трудности, и часто переходят на русский.
Не знаю, как это объяснить, но даже в латышских детских садах и школах, где появляется русский ребенок, все окружение начинает переходить на русский язык.
На сегодняшний день даже в таком городе, как Даугавпилс, без знания языка прожить весьма сложно. Практически все профессии предполагают владение латышским языком в той или иной мере. Проблема нашего города в другом: даже если ты прошел курсы и приложил максимум усилий для его изучения, то остается проблема языковой среды, которая практически отсутствует. Многие горожане знают язык в очень узком спектре: например, как заполнить нужные бумаги.
«Отказ от советского паспорта стал моей роковой ошибкой»
«Газета.Ru» продолжает рассказывать о русских в национальных республиках бывшего Советского Союза. Мы поговорили с жителями Узбекистана и Казахстана о... →
Должен сказать, что никаких ограничений в плане возможности учиться я лично не заметил. Успел поучиться в двух университетах — в Рижском техническом и Даугавпилсском. Последний окончил даже с отличием. Дипломную работу защищал по русской религиозной философии. Могу только поблагодарить родную историческую кафедру ДУ, которая, несмотря на тяжелые времена, и сегодня выгодно отличается на общем фоне. Позже полученные знания очень мне помогли в моей заочной учебе в Москве, где я изучал теологию в одном из православных вузов.
Что касается работы, тут в моем случае все сложнее. Сделав однажды выбор не покидать родной Даугавпилс, я осознавал, что в плане выбора работы буду весьма ограничен. Приходится работать не по специальности и на нескольких работах в сфере туризма, охранной деятельности, мелкого ремесленничества. Впрочем, то, что самореализация происходит вне полученной в вузе специальности, по-моему, это почти повсеместный тренд. В случае нашего, депрессивного с точки зрения экономики региона, этот тренд усугубляется отмиранием целых социально-экономических сфер.
Национально-политический аспект тут можно усмотреть лишь в том, что Рига, несмотря на уверения, позволяет провинциям (особенно русскоязычным, как полагают некоторые) погибать в ускоренном режиме.
Национальный вопрос
Еще хочу сказать несколько слов по поводу национального вопроса. В детстве (в советское время) проблемы национальности будто вовсе не существовало. Впервые столкнулся с этим, когда поехал во втором классе на шашечный турнир в Сигулду. В общежитии, где мы остановились, ребята разделились на две группы. Они настороженно присматривались друг к другу. Там я впервые услышал от русских ребят слова «гансы» — так, как я понял, оскорбительно назвали латышей. Признаться, со стороны латышей агрессии тогда заметил меньше. Помню тренера (латыша по национальности), который как мог пытался вдолбить мальчишкам, что так себя вести неправильно. Там же я впервые столкнулся с такой неприятной вещью, как латышский национализм.
В одном из магазинов Сигулды продавщица назвала меня, восьмилетнего, «русской свиньей», как я понял, за то, что я пытался говорить с ней по-русски.
Кажется, она тогда довела меня до слез. В Даугавпилсе такое было невозможно по определению. Здесь скорее латыши могли стать жертвой националистической агрессии со стороны русскоговорящих.
Реально то, что я русский, живущий в стране латышей, стало понятно именно после распада СССР. Внезапно оказалось, что среди ребят нашего двора, да и в школе, есть евреи, поляки, белорусы. К моему удивлению, многие оказались латышами и, соответственно, поменяли фамилию.
Национализм в какой-то момент просто заменил собой советскую идеологию с его интернационализмом. К сожалению, политика Латвии очень скоро показала себя вполне националистической. Это вполне объяснимо и с точки зрения некоторой логики национального развития, поскольку нужно пройти некоторые стадии, и с точки зрения исторического отката, в ходе которого нужно изжить опыт внешнего — со стороны СССР, как многим латышам закономерно представляется, — насилия и самоутвердиться.
Тем не менее национализм как своеобразно понятая форма самоутверждения своих национальных интересов за счет интересов людей иных национальностей — это непродуктивно.
К сожалению, именно это происходит все эти годы.
При этом на качестве межличностных отношений, на мой взгляд, все эти националистические идеологемы сильно не повлияли. Было обидно оказаться оккупантом, но винить в этом латышей, даже тех, кто голосует за соответствующие партии, мне не приходило в голову. Лишь с немногими из них, чтобы не потерять отношения, я просто перестал говорить на острые темы. Зачем? Понятно, что они живут в своем информационном поле и через них говорит «их телевизор», с которым спорить не представляется нужным. В остальном они, как правило, добрые и деликатные люди.
В 1990-е, как помнится, националистическая риторика новых властей усугублялась экономическими проблемами и дискриминацией по национальному признаку.
Отец потерял работу в милиции, где дослужился до майора, из-за того что не мог стать гражданином новой страны.
«Мама просидела пару часов под дулом автомата»
После провала августовского путча четверть века назад русские, оставшиеся жить в национальных республиках, нашли себя в новой реальности. 32-летняя... →
Еще есть такое явление, как «облатышивание» русских. Такое не редкость в тех районах Латвии, где латыши живут в абсолютном большинстве. С некоторыми людьми оттуда приходилось общаться, и в ходе разговора я с удивлением узнавал от собеседника, что он сам русский. Меня дочка, которой семь лет, недавно порадовала, когда заявила: «Папа, знаешь какой у меня любимый язык? Латышский!» Я порадовался, что в садике смогли так сделать, что ребенку нравится учить латышский язык. В наше школьное время ученик запросто мог заявить: «Зачем мне ваш собачий язык?» Учить его не хотели, несмотря на требования и угрозы, что без него никуда. Хочется, чтобы у дочки было иное отношение, чтобы она им в совершенстве овладела и полюбила латышскую культуру, даже если в будущем не останется жить в Латвии. Но станет ли она через это латышкой? Этнически — определенно нет, а вот в культурно-политическом смысле — думаю, да.
Латвийской элите нужно заботиться о том, чтобы создавать государственную латвийскую нацию — в общеизвестном со времен Французской революции смысле. А не националистический проект «Латвия — для латышей».
Стать латышом и уехать
При этом межнациональные браки — абсолютно не редкость. Про Даугавпилс тут сложно говорить. Полагаю, что здесь столько намешано кровей, что исключением станет скорее «однонациональный» брак. Редко у кого из живущих в этом регионе нет в роду латгальца (этническая группа в составе латышей. — «Газета.Ru»), поляка или русского с белорусом. Лично знаю несколько русских ребят, которые брали в жены девушек из латышских семей, где дома совсем не говорили по-русски.
Есть и курьезные случаи. Так, сын моего знакомого взял себе невесту из такой семьи. Она совсем не говорила по-русски, потому что отец воспитывал своих дочерей в надежде, что «русского духа» в его доме не будет. В итоге две из его дочерей уехали за границу и вышли замуж то ли за араба, то ли за индуса. Только одна нашла себе русского, который сейчас стал любимым зятем.
Но вот что я могу сказать определенно, так это то, что у русских детей в Латвии почти нет возможности получать образование на родном для них языке.
И в этом кроется большая проблема, связанная с качеством получаемого школьного образования в целом.
Серьезным изменением для русских обернулось вхождение Латвии в ЕС. Затрудняюсь что-либо сказать, кроме самого очевидного: появилась возможность уехать в Европу, чем очень многие и воспользовались. Главной причиной отъезда русских была национальная политика государства, которое, по их мнению, с ними никак не считается.
Один из курьезов состоит в том, что многие люди стали активно натурализироваться и получать латвийское гражданство с единственной целью: раз и навсегда уехать из Латвии.
Со времен советской Латвии русскоязычное население — это преимущественно население крупных городов, в которых оно было занято в промышленности. После ее фактической ликвидации очень многим пришлось туго. Сейчас русские заняты относительно равномерно во всех сферах экономики. Где их явное меньшинство — так это в государственном и чиновничьем аппарате, который, однако, за последние десятилетия вырос в несколько раз. Не думаю, что тут имеет место явная дискриминация. Просто вопрос языка и личных связей.
«А что вы будете делать, когда нападут русские?»
Литва
Сергей Благонадежный, 37 лет
Я родился и вырос в столице республики Вильнюсе. В детстве это был абсолютно русскоязычный город, и я не чувствовал никаких проблем, связанных с межнациональными отношениями. Более того, жизнь в республике выгодно отличалась от той, что была в большинстве других регионов Советского Союза. Здесь гораздо легче было достать товары, которые для всей остальной страны были диковинкой, например джинсы или японский магнитофон. И хотя уже в конце 1980-х начинались определенные события (тот же Балтийский путь, когда жители Эстонии Латвии и Литвы выстроились в живую цепь длиной в сотни километров, требуя независимости), тогда ребенком я всего этого не понимал. У меня не было никаких забот, наша семья была состоятельной по советским меркам. В семье была машина, дача, мы ездили каждый год летом отдыхать в Палангу на море. И я даже и подумать не мог, что что-то в этом плане в принципе может поменяться.
События, перевернувшие все, наступили в Литве чуть раньше путча 1991 года в Москве.
В марте 1990 года правительство республики провозгласило независимость от Москвы. Горбачев ее не признал. Началось двоевластие. Мои родители не понимали, что им делать и что вообще происходит. Поднялись резко цены на все, так как Москва пыталась ввести против Вильнюса что-то вроде санкций. Кончилось все вводом советских войск в январе 1991 года. Насколько помню, как только мои родители и их русские друзья об этом узнали, вздохнули с облегчением: сейчас военные наведут быстро порядок, и все это закончится. Но произошло все по-другому. Произошел то ли штурм, то ли еще что-то (сейчас историки спорят, что там было на самом деле) Вильнюсского телецентра, погибли 13 человек, в том числе боец спецназа КГБ СССР. После этого войска почему-то выводят, и начинается праздник литовского национализма. Все литовцы сразу заговорили по-своему, а на нас, русских, стали косо смотреть. Впрочем, Вильнюс всегда был культурным городом, и дальше кривых физиономий и обзывательств дело не шло. Но
обидно, когда твоего отца, который всю жизнь отдал для того, чтобы построить в Литве промышленность и ее инфраструктуру, называют в глаза оккупантом, а он не может ничего ответить, так как обзывающих восемь, а он один. И ты, 12-летний мальчик смотришь, как его унижают.
Вообще, в Литве жили три основных этноса: литовцы, поляки и русские. Надо отдать должное литовскому правительству, после распада СССР оно дало гражданство всем, вне зависимости от национальности. У нас нет такого дикого понятия, как «паспорт негражданина», как в Латвии и Эстонии. Тем не менее на нормальную работу без знания литовского языка быстро стало невозможно устроиться. Мои родители его, понятное дело, не знали. Но самое страшное было не это. В 1993 году дела на заводе отца стали идти плохо, и его по частям стали продавать непонятно кому. Отец сильно из-за этого переживал. Вечером как-то он возвращался с работы на машине, встал на светофоре и внезапно умер. Врачи сказали, что оторвался тромб. Зарплаты моей матери (она работала в детском саду) вряд ли хватило бы даже для того, чтобы прокормить ее саму. В итоге она стала челноком — возила польскую обувь и одежду. Что-то продавала в Литве, а что-то привозила в Петербург, где продавала на местных рынках. Само собой, этот полулегальный бизнес стали «крышевать» бандиты по разные стороны границ. Самое смешное, что одно время этой «крышей» пыталась стать чеченская группировка. Это закончилось разборками со стрельбой в Варшаве, мама стала этому свидетелем, потом чеченцы куда-то делись. Но насколько я помню, мама всегда возвращалась после этих поездок сама не своя от страха и нервов.
Я же пошел в школу, как и все дети.
Политика местных властей была довольно хитрой: они не запрещали формально русские и польские школы. Но при этом делали так, что школы для русских располагались в максимально неудобных районах, поэтому везти туда маленьких детей было часто невозможным делом.
«Отказ от советского паспорта стал моей роковой ошибкой»
«Газета.Ru» продолжает рассказывать о русских в национальных республиках бывшего Советского Союза. Мы поговорили с жителями Узбекистана и Казахстана о... →
Польша же после этого стала поддерживать своих соотечественников на государственном уровне. Варшава и сейчас дает деньги на содержание детских садов и школ для поляков, а также польских культурных центров. Поэтому поляки тут живут сплоченной общиной, даже имеют свои политические партии в литовском парламенте.
Россия же своих бывших сограждан бросила. В итоге многие отдавали детей в литовские школы, где им с младых ногтей вдалбливали про то, что все русские — это оккупанты, что это бескультурные и грубые люди, в общем, всякую чушь.
Но на выходе ребенок ненавидел Россию и русский язык. Разумеется, что все русскоязычные названия тут же переменили на литовские (проспект Ленина быстро стал проспектом Гедемина), весь документооборот был переведен на литовский язык и так далее. Бывали случаи, когда дети, окончив литовские школы, даже со своими русскими родителями принципиально не говорили по-русски. Ну а мне повезло: меня отдали в русскую школу. При этом литовский язык там преподавала литовка Дайва Гренювене, которая принципиально не разговаривала с нами по-русски. Позже я узнал, что она ненавидит русских, но преподавателем она была от бога. Я потом понял, что это было мое второе везение: я освоил в совершенстве и русский, и литовский языки. Многие русские дети так толком и не выучили местный язык, в том числе и потому, что ходили в русскую школу, где хорошего учителя литовского не нашлось.
После спада первой волны национализма стало попроще. В принципе литовцы в большинстве своем очень воспитанные и спокойные люди, и, если бы правительство и СМИ их не накручивали, у нас не было бы конфликтов в принципе. Например, многие мои знакомые литовцы с удовольствием ходят на концерты Бориса Гребенщикова в Вильнюсе (а он часто приезжает в наш город). При этом он часто путает Латвию с Литвой в своих монологах со сцены, но местные так его любят, что прощают ему подобные шалости. Просто у властей страны очень быстро появилась такая мода: все внутренние проблемы вроде безработицы или подорожания продуктов сваливать на Россию. При этом литовское руководство «успешно» профукивало все лучшее, что осталось от СССР. Яркий пример здесь — судьба АЭС под Висагинасом на северо-востоке страны. Она обеспечивала электроэнергией всю страну. Но ее потребовали закрыть как условие вхождения Литвы в Евросоюз, дескать она опасна для экологии. В итоге ток стали покупать втридорога частично у Болгарии, частично у России.
Но при этом, если почитать местные СМИ, виноваты все равно русские и советская оккупация.
Самое неприятное, когда сталкиваешься с этим на бытовом уровне. Как-то раз мы с друзьями поехали на выходные в Каунас (второй по величине город в стране). Там меня здорово отметелили местные литовцы, когда узнали, что я русский. Позже я узнал, что в Каунасе в принципе не любят вильнюсцев (это как противостояние двух столиц в разных странах), а тут еще и русский — ну просто грех, с точки зрения местных гопников, не докопаться. Однако вскоре я понял: драться литовцы не очень-то любят. Если не испугаться и как следует дать хотя бы одному, кто на тебя напал, то, даже если их несколько, остальные к тебе не полезут. Я всегда дружил со спортом, и дать зарвавшемуся хаму по лицу для меня было не проблемой.
Ну а через некоторое время я окончил школу. Мама стала болеть, и пришлось поступать на заочное отделение Вильнюсского педагогического университета. Днем я работал. В те годы в столице страны был строительный бум (продлился до мирового кризиса в 2008 году), и я подрабатывал на стройке. Деньги были не очень-то большие, но на жизнь хватало. При этом в юношеские годы я понял главное отличие русских и поляков от литовцев. Славяне любят жизнь: для нас нормальным было посидеть на Барбакане с пивом (высокий холм в центре Вильнюса) и петь песни под гитару всю ночь.
Мы воспринимаем жизнь во многом через эмоции. В литовской же культуре их не принято проявлять открыто.
При этом литовцы гораздо дисциплинированнее: если сказано прийти на работу в 9.00, то придут в девять. А не в полдесятого. И на работе литовцы работают, а не бегают перекуривать каждый час. Но общаться мне было проще с русскими или поляками: они ближе мне были по характеру.
Вскоре страна вступила в ЕС, и стало можно ездить на Запад работать. Появились люди, бизнес которых состоял в перевозке людей в Великобританию или Германию на заработки. Моя мама совсем расклеилась к тому моменту. Ходить стала с трудом. Денег в Литве для ее лечения стало заработать весьма трудно, семья залезла в долги. Я поехал в Абердин (Шотландия), где работал на заводе по производству рыбных продуктов. Мы с несколькими литовцами работали по 10–12 часов, труд был очень тяжелый (отступая в сторону, хочу сказать, что они были классными ребятами, мы очень сдружились тогда, но, к сожалению, живем теперь в разных странах). Но по меркам Литвы нам платили очень прилично. Я легко отдал долги и, вообще, отработав восемь месяцев, я приезжал на короткое время в родной Вильнюс, где чувствовал себя королем, мог позволить себе любой ресторан или кафе, угощал друзей, которые, не зная толком литовского, не могли найти нормальной работы даже дома. Само собой, у меня не было проблем с женщинами.
У меня были две подруги в Вильнюсе, а иногда я позволял себе ездить отдохнуть в Клайпеду, где цены еще ниже на все развлечения. Это портовый город, где немало одиноких женщин, мужья которых ушли в рейс.
Само собой разумеется, я оплачивал лечение матери, денег на это хватало с избытком. Все это продолжалось до 2015 года, когда Литва поменяла свои дешевые литы на евро и разница в ценах в Великобритании и здесь перестала быть столь существенной. Но еще раньше, к 2013 году, у меня начались проблемы с суставами. Работать в Абердине приходилось в помещении, где температура доходила до минус 20 градусов: таковы условия хранения рыбы. Из-за перепада температур я и подорвал здоровье, от последствий этого я до сих пор не отошел.
«Мама просидела пару часов под дулом автомата»
После провала августовского путча четверть века назад русские, оставшиеся жить в национальных республиках, нашли себя в новой реальности. 32-летняя... →
Сейчас я вернулся в Литву, устроился работать менеджером в спортивный зал (я по образованию учитель физкультуры). Помимо этого, я с моими приятелями-поляками создали что-то вроде небольшого бизнеса. Мы организуем приезд туристических групп в город. В Вильнюс приезжают много поляков, они считают, что это исторически их город. Приезжают сюда и англичане с немцами. В общем, на туристах вполне можно зарабатывать, за несколько лет мы вполне наработали себе репутацию.
Отдельно несколько слов нужно сказать о десоветизации и присоединении Крыма. Все памятники советской эпохе были вскоре после 1991 года демонтированы. Но их не выбросили на помойку, а свезли в парк Гутас, где его владелец берет немалые деньги за экскурсии по нему.
Официальная точка зрения властей в том, что с 1941 по 1990 год Литва была оккупирована СССР. Если человек подвергает сомнению это утверждение, то для него это может кончиться тюрьмой.
При этом власти разрешали нам всегда отмечать День Победы. 9 мая все, кто хотел, надевали георгиевские ленточки и шли возлагать цветы на Антокольское кладбище, к памятнику советским воинам, которые погибли при освобождении Вильнюса от фашистов. Один раз нам даже разрешили пройти маршем по проспекту Гедемина. При этом толпа литовцев нам орала вслед: «Геда, геда!» («Позор» — лит.). Мы за все это время привыкли к такому отношению и не обращали внимания. Но все изменилось в тот год, когда РФ присоединила Крым. 9 мая 2013 года на Антоколовку пришло огромное количество людей, причем было неожиданно много пожилых литовцев! Люди поняли вхождение полуострова в Россию как сигнал «можно быть русским, можно даже быть советским, это больше не стыдно» (а здесь, в Литве, это в глазах многих одно и то же). Все местные националисты притихли, никто не вышел нам мешать. При этом в СМИ усилилась в разы антироссийская пропаганда, все стали говорить, что вскоре крымский сценарий будет и здесь. А в армию вернули обязательный призыв. Зачем это России и как она это сделает — никто не задумывался. Это все вызвало характер истерии.
Никогда не забуду, как моя знакомая, учительница в школе, русская, рассказала, как ее спросили литовские дети: «Учительница, а что вы будете делать, когда на нас нападут русские?» Мальчику, который задал этот вопрос, было восемь лет.
Повторюсь, если бы не национализм со стороны властей и СМИ, то проблем было бы меньше в разы. Обычно в общении со своими приятелями-литовцами я сознательно обхожу политику и национальный момент, и тогда у нас сохраняются прекрасные отношения. Более того, как-то с ними я поехал на экскурсию в Киев. Русский язык из всей компании знал только я. Там все время мои знакомые держались меня: я был кем-то вроде переводчика, и они слушали с интересом каждое мое слово про историю этого древнего города.
Я часто задавал себе вопрос: а почему же я не уехал в Россию?
Тем более что год назад умерла моя мать и по большому счету в Литве меня ничего не держит. В Петербурге у меня жила родная бабушка, он нее осталась квартира, и мне есть куда приткнуться на первое время. Тем более что многие мои знакомые, с кем я учился и рос, давно переехали либо на российскую территорию, либо в развитые страны Европы. Я не знаю, как ответить себе на это однозначно. Во-первых, я хорошо знаю историю родного брата. Он женился на русской и переехал в Питер. Я не могу передать словами, с какими трудностями он столкнулся при получении вида на жительство, как он вставал в четыре утра, чтобы занять километровую очередь в ФМС, сколько денег потратил на переводы документов на русский язык и так далее. Я знаю, как мне быть, если у меня возникнут проблемы в Литве или в Великобритании, мы живем в едином правовом поле.
Но меня пугает российская действительность с точки зрения отношения к людям.
Второй момент гораздо более важный. Все-таки Вильнюс — это моя родина. Я не знаю, как я буду жить без возможности погулять по Ужупису (исторический район города) или Пушкиновке, без Барбакана и многих других мест, так дорогих моему сердцу. При этом я однозначно чувствую себя русским, мне проще всего говорить и думать по-русски. Кроме того, общаться мне легче всего тоже с русскими. Наша культура устроена так, что даже с малознакомым человеком ты можешь обсудить практически все: от политики до покупки новой машины. У нас не стыдно сказать собеседнику: «У меня все хреново», и он выступит в роли психотерапевта. В литовской культуре не принято говорить о проблемах, там принято показывать в общении, что у тебя все хорошо (даже если это и не так). Так что я с удовольствием приезжаю в Петербург в гости к брату или друзьям, но переехать туда насовсем вряд ли решусь.
